Прочитал уже  около года назад "Космическую трилогию" Льюиса - теперь можно сказать, что небесполезно, впечатление остается. Хотя если однозначно рекомендовать, то только третью книгу.

Это ненаучная фантастика, книги писались в первой половине ХХ века, многие детали расходятся с реальностью, например, Венера пригодна для жизни и пр., но это несущественно. Чем-то все это напоминает "Розу мира" Д.Андреева.

Первая книга ("За пределами безмолвной планеты") очень простая. Герои летят на Марс. Запоминается допрос  "владыкой Марса" (существо вроде ангела или демиурга) одного из героев, профессора-ученого с квази-фашистскими взглядами. Ангел все пытается выяснить, зачем тот прилетел и какова его цель. Профессор, растерянный и не понимающий, с кем говорит, на хреновом марсианском пытается изложить теорию о бесконечной экспансии человеческой расы. Ангел спрашивает, что же будет, когда умрут все люди, ведь такой момент все равно наступит. В таком духе они дальше спорят, а потом владыка приказывает вышвырнуть героев с Марса, давая им все-таки некоторый шанс вернуться на Землю в своем космическом корабле.

Вторая книга, "Переландра", довольно странная. Главного положительного героя непонятные "высшие силы" доставляют на Венеру (где рай), чтобы он предотвратил там грехопадение местной Евы. Там же оказывается и засланный другой стороной профессор из первой книги, психика которого к тому времени оказывается полностью захвачена дьяволом, и у которого цель эту Еву искусить,  чтобы она нарушила некий запрет. Главный герой ведет долгие споры с профессором при Еве, пытаясь убедить ее, что нарушать запрет нельзя, но терпит неудачу, и приходит к выводу, что единственное, что ему остается, - это устранить профессора физически, что ему с большим трудом и удается. После этого на Венеру прибывают сверх-ангелы и герой участвует в празднике светлых сил по поводу того, что на Венере все началось удачно, в отличие от Земли.
Книга читается тяжело, довольно иррациональна, ее цель явно не левое полушарие, а правое.

Третью книгу, "Мерзейшую мощь",  читал с удовольствием, она смешная. Фэнтезийная борьба добра и зла удачно замешана там с бытовой психологией сотрудников английских университетов.

...14 млрд лет назад, если мы отвернем назад это уравнение, мы увидим, что плотность энергии будет бесконечной. Через эту точку мы пройти не умеем, поэтому мы говорим, что эти 14 млрд лет назад – это «возраст» Вселенной.

На самом деле, это возраст «горячей» Вселенной. Если мы говорим, что до этого там была такая инфляционная эпоха – ладно, если она длилась 10-36 сек, неважно. Но, что бы ни было до нее, все загладилось. До нее Вселенная могла жить бог знает, сколько. Поэтому какой полный возраст Вселенной, конечно, мы не знаем. Мы даже не знаем, сколько длилась инфляционная эпоха. Есть модели с вечной инфляцией. Но возраст 14 млрд лет – это возраст «горячей» Вселенной. Или, если хотите – возраст «пост-инфляционной» Вселенной.

...Приведу еще одну историю из жизни Хайлендского госпиталя. Двое больных находились в одной палате в течение двадцати лет. Они не общались и, казалось, не испытывали друг к другу никакого интереса, оба были немы и абсолютно неподвижны. Однажды, во время обхода, доктор Стерн вдруг услышал из этой палаты страшный шум. Ворвавшись туда в сопровождении двух медсестер, он увидел, что пациенты катаются по полу, свирепо сцепившись друг с другом, и выкрикивают нецензурные ругательства. По словам доктора Стерна, «это было невероятно — мы не могли даже вообразить, что эти пациенты способны двигаться». С большим трудом больных удалось растащить и прекратить драку. Как только их растащили, они снова впали в свое обычное молчаливое оцепенение. Такими они оставались на протяжении следующих пятнадцати лет. За тридцать пять лет, что они провели в одной палате, это был единственный раз, когда они «ожили».

[13]. Батюшка-сестрица

У МИССИС Б., в прошлом химика, начал внезапно меняться характер. Она стала беззаботной, странно фривольной, острила, каламбурила, ничего не воспринимала всерьез. («Возникает ощущение, что вы ей безразличны, – рассказывала одна из ее подруг. – Похоже, ее теперь вообще ничего не трогает».) Поначалу такое резкое изменение личности приняли за гипоманию, но потом выяснилось, что у нее опухоль головного мозга. Краниотомия, вопреки надеждам, выявила не менингиому, а рак, поразивший базальные отделы лобных долей, примыкающие к глазницам.

Всякий раз, когда я видел ее, Б. казалась очень оживленной, постоянно шутила, отпускала шпильки (с ней обхохочешься, говорили сестры в Приюте).

– Ну что, батюшка, – обратилась она однажды ко мне.

– Хорошо, сестрица, – сказала в другой раз.

– Слушаюсь, доктор, – в третий.

Обращения эти, судя по всему, казались ей взаимозаменяемыми.

– Да кто же я наконец? – спросил я как-то, слегка уязвленный таким отношением.

– Я вижу лицо и бороду, – сказала она, – и думаю об архимандрите. Вижу белый халат – и думаю о монашке. Замечаю стетоскоп – и думаю о враче.

– А на меня целиком вы не смотрите?

– На вас целиком я не смотрю.

– Но вы понимаете разницу между священником, монахиней и доктором?

– Я знаю разницу, но она для меня ничего не значит. Ну батюшка, ну сестрица или доктор – из-за чего сыр-бор?

Из всех форм шизоидных расстройств «дурашливая», «гебефреническая» форма больше всего похожа на органические синдромы – амнестический и лобный. Это самые злокачественные и почти невообразимые расстройства – никто не возвращается из их зловещих глубин, и мы о них почти ничего не знаем.

Какими бы «забавными» и оригинальными ни казались такие болезни со стороны, действие их разрушительно. Мир представляется больному анархией и хаосом мелких фрагментов, сознание теряет всякий ценностный стержень, всякое ядро, хотя абстрактные интеллектуальные способности могут быть совершенно не затронуты. В результате остается только безмерное «легкомыслие», бесконечная поверхностность – ничто не имеет под собой почвы, все течет и распадается на части. Как однажды заметил Лурия, в таких состояниях мышление сводится к «простому броуновскому движению». Я разделяю его ужас (хотя это не препятствует, а, скорее, способствует тщательности моих описаний).

Сказанное выше наводит меня на мысли о борхесовском Фунесе и его замечании: «Моя память, приятель, – все равно что сточная канава», а также о «Дунсиаде» Александра Поупа, где автор воображает мир, сведенный к беспредельной тупости – ее величеству Тупости, знаменующей собой конец света:

Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.

Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.

Хорошо - что никого,
Хорошо - что ничего,
Так черно и так мертво,

Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.

Георгий Иванов, 1930

• Западная Украина


• Восточная Украина


• Россия (Крым)

...Заводя часы в тот день, я воображал, что будет, если забраться на карниз дефендората и прыгнуть вниз.
Если вам непонятно, как можно такое думать, вы, наверное, не инак. Гены растений, которые вы употребляете в пищу, содержат цепочки хорошина или чего посильнее. Вас никогда не посещает уныние, а если и посещает, вы легко можете его прогнать.
Я не мог. И я устал жить с такими мыслями. Было два способа избавиться от них навсегда. Первый: выйти через неделю из десятилетних ворот, вернуться в биологическую семью (если она меня примет) и есть то же, что мои родственники. Для второго надо было подняться по лестнице, уходящей вверх от нашего угла собора.